Так вот, будучи под впечатлением творческой встречи, я вспомнил свою первую книгу, которую точно так же "пережил" в пятилетнем возрасте, взяв с родительской полки. Это был "Робинзон Крузо". Ярче всего запомнилась глава о том, как герой пёк хлеб. Конечно, в книге были иллюстрации, но и без них я мог подробно описать, как был одет Робинзон, как выглядело его ружьё, жилище, которое он себе построил, и, конечно, корабль, попавший в шторм и оказавшийся на мели у необитаемого острова. Чуть позже я дотянулся ещё до одной толстой книги. На сей раз мне в руки попал "Пётр I" Алексея Толстого. Не всё в нём было понятно, но некоторое представление о бытовых реалиях XVII-XVIII веков по прочтении двух романов у меня сложилось и по мере дальнейшего изучения литературы становилось всё яснее, поскольку писатели прошлого подходили к своему труду серьёзно и анахронизмов избегали. На первом курсе университета, помимо русской классики, мы изучали античную литературу: Софокла, Эврипида, Аристофана, Катулла... Читали на латыни фрагменты из Цезаря и Цицерона. Иллюстрациями к прочитанным произведениям служили экспонаты Эрмитажа. Далее был курс средневековой европейской литературы (и вновь походы в Эрмитаж) - и так до самого XX века... И вот когда я всё это вспомнил, мне стало понятно, что видение исторического процесса и его логики формируется не только на основе изучения хроник и мемуаров, но и путём погружения в культуру. Можно наблюдать смену эпох глазами архитектора, воспринимая её как переход от барокко к классицизму, от классицизма к ампиру, от ампира к эклектике, от эклектики к модерну, от модерна к конструктивизму; глазами художника - как развитие живописи от росписи греческих ваз до Малевича, воспринимать ушами музыканта - как движение от Баха к Пендерецкому; лингвист анализирует изменения, происходящие в языках от века к веку; о значении художественной литературы я уже сказал выше... Без всего этого известные ныне математические методы исторического исследования - мертвы.
Тут любитель альтернативной истории непременно воскликнет: "Помилуйте, а при чём тут художественная литература?! Разве можно считать её источником исторического знания, ежели писатель всё выдумывает?"
Всё ли?
Евгений Каминский и поэт Борис Григорин
Думаю, исчерпывающий ответ на этот вопрос дал Константин Паустовский:
Когда я писал "Кара-Бугаз", я рассказал в начальных главах о первых исследователях залива. Я привел письмо лейтенанта Жеребцова, где он делится своими впечатлениями о Кара-Бугазе. Не успела повесть выйти в свет, как специалисты засыпали меня вопросами, где, в каком архиве мне удалось обнаружить "цитируемое" мною письмо. Я испытал тогда смешанное чувство смущения и испуганной гордости. Смущения потому, что письмо это не хранится ни в одном архиве мира: от первой до последней строки оно придумано. Горд же я был оттого, что мой вымысел оказался близким к исторической правде.
Мог ли я, работая над "Кара-Бугазом", найти подлинный исторический документ и, не утруждая себя, просто привести его? Не знаю. Вероятно, мог. Сейчас мне трудно припомнить, почему я этого не сделал. Скорее всего потому, что воссоздание письма, которое могло бы быть написано человеком минувшей эпохи, точнее иногда достигает цели, чем подлинный исторический документ. Во-первых, герой пишет то письмо, которое нужно автору. Во-вторых, письмо свободно от случайностей, оно точно отвечает авторскому замыслу, оно естественно и органично включается в повествование. То, что ученые приняли письмо лейтенанта Жеребцова за реальный исторический документ, убедило меня, что я шел верным путем.
Но я не заблуждаюсь на этот счет. Если бы я не прочитал множества документов той эпохи, не окунулся бы в нее с головой, мне ни за что не удалось бы добиться этого. Только очень наивные люди думают, что вымысел враждебен реальности. На самом деле именно благодаря фактам воображение получает толчок и помогает писателю проникнуть в самую суть исторического процесса. Что писатель, работающий на историческом материале, обязан знать факты - для меня очевидно, но я убежден, что он не должен слишком слепо их придерживаться. Его задача показать прошлое во всей его жизненности, а уж как он этого добьется - его дело.
Пусть на меня не обижаются историки, но роман Алексея Толстого дал мне гораздо больше о Петровском времени, чем многие серьезные исторические исследования. Благодаря толстовскому роману я почувствовал себя участником отдаленных событий. А это под силу только искусству. Но я отдаю себе отчет в том, что, не будь под рукой у Алексея Толстого трудов историков, ему вряд ли удалось бы так глубоко проникнуть в эпоху Петра.
Меньше всего я хотел бы умалить работу историков. Значение ее неоспоримо; писатель, пишущий о прошлом, и историк - не соперники. Они соратники. Они делают общее дело, только по-разному. Они реально дают нам чувство истории, чувство драгоценное. Об этом хорошо сказал Пушкин: "Дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим".
Константин Паустовский. Чувство истории
Единственное, что я хотел бы добавить, это то, что поклонники альтернативной истории не уважают ни настоящего, ни прошедшего, пресмыкаясь исключительно перед мифическим прошлым, будто бы наделяющим их первородством и вытекающими их него некими воображаемыми правами. Бог им судья!
А вот как оно было на самом деле:
